Нежелание думать, лень в поисках национального пути приняли размеры всероссийского бедствия. Я, например, готов смертным боем лупить либералов за то, что они сделали с моей страной. Именно на их совести лежит деградация моей страны, отбрасывание ее в восемнадцатый век. Но я не разделяю и лозунгов твердолобых коммунистов брежневского покроя, которые хотят отбросить страну в середину XX века. Они призывают к национализации устаревшей, изношенной промышленности — что может быть глупее? В этом случае приватизаторы скроются за рубежом с выжатыми из советских заводов миллиардами, а государству останутся груды металлолома. И придется искать новые миллиарды долларов, чтобы вкладывать и вкладывать в это мертвое царство.
Обе силы — и либералы, и твердолобые коммунисты — тянут нас в прошлое. Коммунисты, конечно, намного прогрессивнее «демшизы», потому что зовут вернуться ко временам паровозов и пулеметов, а не кремневых мушкетов, как эти, с трехцветным флагом. Но и те и другие обрекают нас на поражение в мире микрочипов, информационных сетей, спутников и сверхгибких производств на революционных технологиях. Нет ничего дурнее попытки возродить экономику фабричных труб и конвейеров в мире, где индустриальный порядок умирает.
Нет уж, господа-товарищи, мы пойдем другим путем. Очень смелым и необычным — потому что обычных путей спасения у России больше нет. Нет — и все тут. И если спасти русских может только чудо, нужно совершить чудо. Нам нужно быть сегодня безумными, буйными фантазерами. Такими же безумцами, какими были те, кто в пору парусов и весел мечтал о пароходах и о летающих машинах. Или как те русские, которые, хлебая морковный чай среди тифа и разрухи Гражданской войны, создавали план электрификации страны, набрасывали чертежи скоростных самолетов и космических ракет.
«Кларк установил, как сделать великое открытие или эпохальное изобретение. Выясни, что, по общему мнению самых авторитетных специалистов, невозможно осуществить, — и осуществи это». Так еще в 1980 году написал в своем романе «Число Зверя» великий фантаст Роберт Хайнлайн. Мудрые слова. А потому — к черту все авторитетные мнения толстозадых экономистов, на свалку все бредни от МВФ, Гайдаров, Грефов и прочих! Нужно сделать что-то безумное, на что в мире еще никто не решился.
Терять— то нам все равно нечего…
ЭССЕ ОБ ИНВЕСТИЦИЯХ
«Из России идут только хорошие новости. Владимир Путин остановил финансовое падение страны, наполнил государственный бюджет нефтедолларами и продолжает осуществлять контроль над постоянно растущей национальной экономикой. Он поставил у власти либерально настроенных профессионалов, реформировал налоговую систему и планирует более полно узаконить права частной собственности. Каркас рыночной экономики создан. Дальше России требуются лишь иностранные инвестиции. Но почему-то Запад остается весьма скептически настроенным и не торопится аплодировать этим позитивным изменениям…»
Так говорил Александр Рар из Немецкого общества по внешней политики. И было это на конференции «Россия в системе международных отношений», которую в феврале 2001 года проводил Национальный совет по разведке США. Впрочем, подобных речей на ту же тему произнесли (и еще произнесут!) тьму-тьмущую. Автор этой книги помнит, как в конце 1994 года тогдашний вице-премьер Александр Шохин вел переговоры с депутатами Европарламента. Он тоже жаловался: мол, не жалели сил на рыночные реформы, все сделали, как на Западе, — а инвесторы с Запада к нам все не идут и не идут. По своей работе мне лично приходилось еженедельно присутствовать на заседаниях правительств Черномырдина, Кириенко, Примакова, Степашина, Путина и Касьянова в 1994-2001 годах. Господи, сколько же говорилось о привлечении иностранных инвестиций за все это время. Мол, вот-вот, еще немного — и они придут.
Но годы текут один за другим, а инвесторы с гигантскими вложениями не идут. И придут ли вообще когда-нибудь?
По моему глубокому убеждению — никогда.
Вот тот же А. Рар находит «гениальное» объяснение: реальная власть при Путине попала в руки бывших сотрудников КГБ, а они, дескать, принялись строить рыночную экономику без гражданского общества и без настоящей демократии. На конференции 2001 года к подобным объяснениям прибегали часто, приплетая сюда и то, что Путин, мол, давит свободу слова и независимое телевидение. Подобные объяснения умиляют меня до глубины души. Призывы к России поправить экономику за счет углубления демократии, соблюдения прав человека и обеспечения свободы слова звучат на международных толковищах так же часто, как когда-то на пленумах КПСС раздавались призывы добиваться экономического роста за счет неукоснительного следования заветам Владимира Ильича Ленина.
Интересно, а почему в таком случае по части привлечения иностранных инвестиций лидирует красный Китай, в котором и свободы слова нет, и гражданского общества в западном понимании этого слова, и демократия не ночевала? Хотя в нем и частная собственность не настолько защищена законодательно, как в РФ, и огромный госсектор в экономике есть? Почему это гораздо больше России инвесторов привлекают авторитарные и почти диктаторские режимы азиатско-тихоокеанских стран с их мощными полицейскими машинами подавления всякой демократии?
Ответ прост: в том же Китае есть железная власть, которая не занята предвыборной метушней каждые четыре года, которая обладает внятным представлением о том, какая политика ей нужна, и проводит эту политику умно и неуклонно, гарантируя инвесторам соблюдение подписанных с ними договоров.
Понятное дело, что подобных условий россиянское государство обеспечить инвесторам не может органически, хоть рассади во все правительственные кресла исключительно полковников КГБ. (Занимаясь экономической журналистикой, я знаю, что во многих случаях бывшие «спецслужбовцы» оказываются еще большими циниками и взяточниками, чем простые чиновники.) В Россиянии нет элиты, одержимой национальным идеалом, одним образом русского будущего, ради которого она могла бы повести за собой народ — на труд и подвиги.
Но и последовать совету Рара (и ему подобных западных умников) мы тоже не можем. Ведь они нам что рекомендуют? Сделать из России Запад. А это, как мы знаем, невозможно. Сам национально-психологический «код» русских разительно отличается от такого же «кода» западноевропейцев и американцев. Мы об этом подробно пишем в «Третьем проекте», а здесь скажем вкратце: русские — это действительно народ белой расы, индоевропейского (арийского) языка. Но при этом мы совершенно не европейцы и не азиаты. Мы русские. Мы совершенно особым образом относимся к богу, к природе, деятельности, времени, обществу и к государству, и это отношение не похоже ни на западное, ни на восточное.
Поэтому даже в самом лучшем случае у нас не будет того, что на Западе назовут «демократией» и «гражданским обществом». Но и лучшего случая у нас тоже нет.
Можно миллион раз говорить о формировании гражданского общества в России, но это не изменит самого ужасного: у нас и просто общества уже нет. Оно распалось и разложилось. Мы теперь намного дальше от самого понятия «общество», чем в Советском Союзе 1980-х годов. В стране, которую сегодня называют «Россия», победил самый худший вид идеологии: идеология «добывания трофеев». У наших людей больше нет общей цели и общего созидательного дела. Россияне живут по нескольким принципам: «Обогащайся любой ценой», «Позволено все», «Государство — мой худший враг», «Умри ты сегодня — а я завтра», «После нас — хоть потоп», «Какой мерзавец — а добился и богатства и власти».
Это уже не общество. Это — банка со скорпионами, которые норовят сожрать друг друга. Существа, обуреваемые духом «добывания трофеев», уничтожают собственную страну, собственный народ и его будущее. Русские «россиянского образца» уже разобщены и не соответствуют понятию «единая нация», они уже лишены чувства элементарного самосохранения и способности драться за будущее собственных детей. Верить в то, что в ТАКОЙ России можно построить гражданское общество, может лишь клинический оптимист.